— Любовь, конечно, — кивает Марина. — Мне повезло встретить лучших на свете мужчин. Твоего отца и Ройтана. Когда у женщины есть настоящая любовь, она даст силы и всегда защитит.

Мы обе погружаемся на несколько мгновений в собственные мысли и в тишину.

— Марин, думаешь, Рисай меня любит? — Я первая нарушаю молчание.

— Неважно, что думаю я, милая. Важен ответ Рисая. И если захочешь услышать его, просто попроси отца позволить вам встретиться.

Её слова заставляют меня задуматься. А пока я пытаюсь осмыслить их, Марина встаёт, подходит к столу и берёт лежащую на стуле сумочку.

— В этой суматохе чуть не забыла о подарке. Так и ношу его повсюду с собой. — Мачеха виновато улыбается, открывает сумочку и достаёт ту самую шкатулку, которую преподнёс мне в кондитерском салоне мой двуликий. — Вот возьми. Это Рисай просил передать.

Она подаёт мне шкатулку. А я нерешительно протягиваю руку и замираю.

— Как он? Рисай?

— Волнуется. Живёт пока в квартире Ройтана. И несколько раз порывался навестить тебя. — Марина как бы между прочим пожимает плечами. — А ещё говорит, что хочет сказать что-то очень важное для вас обоих. И что эта шкатулка защитит тебя и вашего ребёнка.

Я беру, наконец, у мачехи таинственный подарок и верчу его в руках.

— Интересно, что там внутри?

— Достаточно лишь открыть её, чтобы узнать ответ. — Она резко закрывает сумочку. — К сожалению, мне нужно ненадолго тебя покинуть. Я ещё приду. А ты пока отдыхай.

Я киваю в знак благодарности. Понимаю, что Марина просто даёт мне возможность остаться наедине с подарком Рисая и мыслями о нём.

— Спасибо за всё. И до встречи.

Когда дверь за Мариной закрывается, я приподнимаюсь вместе с подушкой.

Сгорая от любопытства, нащупываю замок шкатулки и открываю его, заглядывая внутрь.

На тонкой шёлковой подкладке лежит кольцо.

— И как всё это понимать? — произношу я растерянно.

Каким образом обычное украшение может защитить меня и тем более ребёнка?

Стоит мне подумать об этом, и на металле по всему кольцу сама собой проявляется гравировка: «Только любовь защитит».

— Рисай… — Я вынимаю из шкатулки колечко и крепко сжимаю его в кулаке. — Люблю тебя.

Кусаю губы, силясь не разреветься, и тру глаза. Но предательская слезинка всё равно скатывается по щеке.

Глава 26. Только одна попытка

Рисай

Первый раз женщина Элроя позвонила сразу, как только я переступил порог квартиры Ройтана.

Я слушал её рассказ, а сердце бешено стучало в груди. Я почти физически чувствовал, как седеют волосы. И всё же был благодарен Марине за участие в судьбе Дарьи и за то, что не стала скрывать от меня её состояние.

В какой-то степени то, как реагировала на сложившуюся ситуацию бывшая савари наместника, лишний раз убедило меня в правильности собственного выбора.

Старые обиды — ничто, когда на кону стоит жизнь близкого человека.

В больнице у Дарьи началось кровотечение.

Несколько часов врачи боролись за две жизни сразу. Дарью довольно долго продержали под капельницей. А после ввели в искусственный сон и положили в специальную медицинскую капсулу для поддержания жизни и сохранения беременности.

Марина обещала сообщить, как только станут известны подробности.

Следующего обещанного звонка мне приходится ждать почти двое суток. Я уже решаю связаться с Мариной самому, когда браслет на запястье всё-таки издаёт долгожданный звук входящего звонка.

Отвечаю на него, не задумываясь ни на миг.

— С ними всё в порядке? — выпаливаю сходу, забыв даже поздороваться.

— Всё плохое позади, Рисай, — спокойным, ровным голосом отвечает Марина. И я в который уже раз в душе восхищаюсь выдержкой этой женщины. — Учти, Элрой не знает о моём звонке. Но я считаю, ты имеешь право знать, что Дарью уже перевели в палату. Они с малышом пока под наблюдением.

За последние дни эта новость становится самой радостной и желанной. Она даёт мне право надеяться, что у нас с Дарьей ещё остаётся шанс. Шанс всегда быть вместе и воспитывать нашего ребёнка.

— Скажи, в какую больницу её отвёз Элрой, — прошу Марину. — Я хочу поговорить с Дарьей. Хочу сказать, что она нужна мне. Пожалуйста, помоги увидеть её.

— Нет, ничего не выйдет, — отвечает она резко. — Просто перешагнув через Элроя, ты не сможешь получить его дочь. К тому же твоё изгнание официально пока не отменено. Прости, но ты всё ещё беглый преступник.

Эти холодные, жестокие слова, как удар под дых. После них едва забрезжившая на горизонте надежда меркнет моментально.

— Я ведь не чужой для Дарьи. Она носит моего ребёнка! — напоминаю, испытывая странную, незнакомую до этого дня нежность.

От единственной мысли о Дарье, держащей на руках нашего малыша, в груди разливается тепло.

— Рисай! Тебя не пустят даже на порог больницы. — Марина тотчас одной фразой опускает с небес на землю. На миг замолкает, а уже через пару мгновений со вздохом продолжает: — Пойми. Это личный приказ Элроя. И я не стану вмешиваться и оспаривать решение наместника. Только ты можешь убедить его поменять отношение к тебе.

— Он не изменит своё отношение. Элрой ненавидит меня. — Качаю головой, ощущая, как возможность быть с Дарьей утекает сквозь пальцы, словно песок. — Это ты, Марина, не держишь на меня зла, а Керташ продолжает отгораживаться стеной из своих приказов.

— Он никогда не испытывал ненависти к тебе. — Её голос в динамике моего браслета звучит настолько чётко и уверенно, что я почти готов поверить. — Ты сам подтолкнул Элроя к такому решению. А значит, только ты можешь сделать так, чтобы он изменил это решение.

— Может, ты заодно скажешь, и как именно я должен поступить?

Марина вновь делает паузу, видимо, обдумывая ответ на мой вопрос.

— Позвони ему. Сегодня, — произносит она неожиданно то, что я меньше всего ожидаю сейчас услышать. — Дай Элрою понять, что Дарья тебе дороже всего на свете. Что она не способ вернуться из Призона в прежнюю столичную жизнь. Не просто временная прихоть и не Кукла для твоих игр в бессмысленную месть.

— Когда-то я, действительно, видел в ней способ вернуться и отомстить за изгнание, — усмехаюсь я горько. — Сейчас всё иначе. Я вижу в Дарье женщину. Мать моего ребёнка.

— Я верю, Рисай. Осталось только, чтобы и Эл поверил. Лишь так у вас с Дарьей будет шанс.

Перебросившись ещё парой фраз, мы с женщиной Элроя прощаемся. Какое-то время я обдумываю её слова. И, обдумав, на свой страх и риск набираю на браслете личный код связи с наместником.

— Ну, надо же! Господин Диррон собственной персоной! — Элрой отвечает на мой звонок так быстро, словно уже ждал его. — Что-то хотели сказать мне?

Стараясь не обращать внимания на его нарочитую язвительность, тихо интересуюсь:

— Хотел узнать, как чувствует себя Дарья.

— Ты меня поражаешь, Диррон! — заводится наместник Земли с пол-оборота. — Ты хоть понимаешь, что сделал ребёнка двадцатилетней девчонке?! Моей дочери!

Больше всего в жизни мне сейчас хочется напомнить Элрою о том, как двадцать лет назад он отдал Дарью, не пожелав даже взглянуть. Как отправил на смерть Хлою. Женщину, родившую от него дочь. И не ему читать мне нотации и упрекать в будущем отцовстве.

Но я сжимаю кулаки, делаю вдох и отвечаю:

— Если ты хочешь услышать, слова сожаления, прости. Я не сожалею о том, что стану отцом. В столице, в Призоне или где-то ещё, но я всегда буду любить Дарью и нашего ребёнка. Поэтому просто ответь мне. С ними всё в порядке?

— Они в безопасности. И через три дня будут дома, — произносит он тихо. — У тебя есть ещё вопросы?

— Только один. — Хоть Элрой и не может видеть меня, киваю ему. — Хочешь знать, как именно я нашёл твою дочь?

Вкратце пересказываю ему историю. Разумеется, не ту её часть, в которой, вступив в сговор с хозяйкой аукциона, приложил руку к похищению Дарьи. Чтобы после этого выкупить её на торгах за огромную сумму.